Павел Фоменко о зоозащите
По оценкам экспертов сегодня на Земле полным ходом идет массовое вымирание: международная группа исследователей во главе с Национальным автономным университетом Мексики установила, что с 1900 года исчезло 477 различных видов. С ними солидарны и коллеги из Всемирного фонда дикой природы (WWF): по их данным, с 1970 года с планеты исчезло 60% млекопитающих, птиц, рыб и рептилий. Впрочем, скептики напоминают, что это вымирание — шестое по счету в летописи Земли, и далеко не самое массовое: исчезновение видов — естественный процесс природы, и человек не имеет права в него вмешиваться. Так ли и это, и зачем нам нужна в современном мире зоозащита, рассказывает Павел Фоменко, руководитель отдела Амурского филиала WWF России по редким видам, эксперт проекта Discovery Channel «Спасти тигра».
Современная статистика исчезновения видов некоторым кажется, конечно, удручающей, но не пугающей и не фантастической. Так, в 2017 году доцент кафедры биологии в Университете Джорджа Вашингтона Р. Александр Пайрон высказал мнение, что вымирание — это двигатель эволюции, механизм, с помощью которого естественный отбор избавляется от плохо приспособленных и позволяет процветать самым способным к адаптации существам. Мир не становится лучше или хуже из-за отсутствия саблезубых тигров, додо-птиц и неандертальцев, которые исчезли после того, как появились Homo Sapiens.
Пайрон не одинок в своих рассуждениях: я занимаюсь изучением и спасением тигров уже больше 25 лет, и за это время я много раз слышал, что раз вымирание — древнейший естественный процесс, и 98% всех когда-либо живших на Земле видов навсегда исчезли еще до того, как человек появился, то нам нет необходимости противостоять, а уж тем более идти против законов окружающего мира. Зачем лезть в гармонию природы вместо того, чтобы позволить ей заниматься саморегулированием?
Конечно, вымирание — логичный и имманентный природный процесс, одни исчезают, другие появляются, и человек как часть экосистемы тоже имеет право оставлять след в биосфере — это абсолютно нормально. Но, для сравнения, люди современного анатомического вида существуют на Земле каких-то 200 000 лет: это ничтожный отблеск 4,5 миллиардов лет истории планеты. И за это время мы оказали на наш мир такое влияние, с которым не может сравниться ни один вид: недавние анализы показали, что человечество — 0,01% всей биомассы на планете! — уничтожило 83% всех млекопитающих и половину растений с момента зарождения цивилизации. Кроме того, за пять предыдущих вымираний действительно ответственны не мы — но хотим ли мы стать первым биологическим видом, истребившим практически все живое?
Так что же, не слишком ли много мы берем на себя — спасая то, что прекрасно существовало за много миллионов лет до нас и без нас?
Если рассуждать уже не как ученый, а как обычный человек, то я понятия не имею, если честно: сам себе задаю этот вопрос вот уже лет пятьдесят. Все зависит, наверное, от того, что каждый из нас вкладывает в понятие «гармония». В молодости у меня был грех: я работал на огромном шагающем экскаваторе, добывал уголь. Чтобы добраться до пласта, нужно было срыть огромное количество породы — и мы рыли, взрывали, снова рыли. Как-то в один прекрасный момент, снеся пятнадцатикубовым ковшом очередную гору, я увидел дальнюю даль первозданной тайги и понял одну вещь: раз уж я был рожден, я не хочу жить среди терриконов и смотреть на язву Земли. Я срочно поменял профессию, став биологом-охотоведом.
Разумеется, я прекрасно понимал, что со временем эта «язва» затянется: появится трава и кустарники, снова вырастет лес, куда вернутся ушедшие звери, но… Вот в этом «но» и суть вопроса: а будет ли кому возвращаться на заросшую лесом землю, а сколько понадобится времени — сто, двести, тысяча лет, — чтобы хоть немного приблизиться к оригиналу, который я разрушил? И снова я прихожу к одному неутешительному для меня выводу: я этого не увижу! Я — всего лишь мимолетная песчинка в огромной реке времени, которая несет человечество в малюсенькой весельной лодчонке.
Да, конечно, на пути этой реки возникают барьеры, перекаты, пороги: это время, когда происходят глобальные, грандиозные вселенские катастрофы. И природа что-то теряет, потом долго-долго, миллионами лет приобретая заново. Это процесс бесконечный, и моя фантазия может улетать в далекие геологические эпохи, где я путешествую на мамонтах или летаю на птеродактилях, но мне нужна дикая природа здесь и сейчас, потому что мой век слишком короток.
Наверное, я слишком близок к природе и действительно очень болезненно воспринимаю эти естественные процессы вымирания видов. «Умирают — ну и ладно, пусть умирают, ведь мы-то пока не умираем. Мы, я, лично я ведь не умру в ближайшее время. А потом? Потом — хоть трава не расти». Конечно, такие рассуждения иногда мучают и меня. Но я снова возвращаюсь к себе, своей сути, которая хранится в моей странной генетической памяти: я — часть этой природы. Особенно остро я это чувствую потому, что живу в дикой природе и, к счастью, безнадежно не оторван от реальности каменными джунглями и асфальтовыми реками. Я чувствую, что могу стать одним из этих 98% вымерших видов. Ну, может, не я, но мои потомки и потомки потомков.
Я спроектирован Богом для того, чтобы мои потомки выжили — поэтому я не должен позволить вымирать другим, это и есть пресловутая гармония: гармония жизни ради будущего человечества. Человечества, которое, я в этом уверен, не исчезнет бесследно в пламени галактических катастроф, а выживет и будет покорять глубины космоса. Наша миссия — жить в мире огромного биоразнообразия, дарованного свыше, ощущая себя его частью, и нести свою запрограммированную функцию в сложнейшем живом организме под названием Земля. Но для этого просто надо уметь это чувствовать.
Если у человека, например, выпадут зубы, то медленно, но обязательно верно начнет страдать и разрушаться весь организм. Именно поэтому мне нужен тигр, именно поэтому мне нужна морская черепаха, именно поэтому мне нужна самая неприметная травинка или насекомое — чтобы не разрушить весь организм.
Конечно, можно сказать — ничего не знаю, не волнуют меня травинки, нас и в городе неплохо кормят! Поля поставляют растительную пищу, сельское хозяйство — животную, ветер, солнце, приливы — неиссякаемую энергию. Будем качать нефть, пить и веселиться! А то, что исчезают тигры — так что с того? Исчезли ведь мамонты, тасманские волки, черные носороги и еще масса разных видов в разные исторические эпохи — и ничего, природа как-то справилась с этими потерями. Зачем нам вообще хищники, если мы можем взять на себя их роль и функцию, можем искусственно контролировать популяцию травоядных, например. Мы ведь сами хищники! Да еще какие! Стрелять умеем! Крови не боимся!
Как бы не так. Мы не сможем — ни технически, ни интеллектуально. Механизмы природы настолько тонкие и неуловимые, связь биоценозов настолько уязвима, а мы пока такие грубые и неотесанные, что обязательно напортачим, разрушив то хрупкое, что у нас есть. Примеров тому огромное количество — и переброска рек, и сведение к нулю лесов, и неуемный промысел отдельных видов. Мы, люди, даже внутри своего вида не можем договориться — не то что со своим уставом лезть в храм дикой природы. Не надо! Мы не готовы, мы все разрушим, и наши дети тогда не выживут в том далеком мире, разрушение которого начали именно мы с вами.
Чтобы понять, что мы теряем, надо стать деревом. Надо представить себя тигром, маленькой мышкой, мокрым лягушонком, рыбой в морских глубинах. Надо задействовать совершенно недавно кем-то выключенный механизм самосохранения. Надо раскинуть руки и представить себя птицей, которая летит над просторами дикой природы и вдыхает кристально чистый воздух. А потом, неожиданно, пересечь невидимую черту, за которой только поля с монокультурами, отравленные закованные в бетон реки, дымящиеся свалки и наши несуразные жилища, далекие от совершенных природных мегаполисов. И вам обязательно захочется развернуться в полете и вернуться туда, обратно, где есть чистота, истинная гармония, безопасность для вашего потомства — и обязательно дикая природа, которую я пытаюсь сохранить для вас.
Павел Фоменко стал одним из героев проекта «Спасти тигра», посвященного тому, как всего за сто лет люди уничтожили 96% популяции тигров: с 1900 года до наших дней из ста тысяч хищников осталось четыре тысячи. Документальный фильм о том, как сегодня активисты пытаются исправить это катастрофическое положение, вышел на Discovery Channel.